8 слов, в которых мы произносим «э», но писать должны «е»
Грамотность на «Меле»
С каждым годом к русскому языку втирается в доверие всё больше иностранных слов. С ними есть одна маленькая проблема: нет чётких правил, как и что писать. А если правила и есть, то в каждом из них немало исключений. Однажды мы уже разбирали трудности произношения заимствованных слов, которые ставят нас перед выбором [э] или [е]. На этот раз рассмотрим восемь слов, которые мы произносим через «Э», но писать должны через «Е».
Если развернуть какую-нибудь местную газету объявлений наподобие «Из рук в руки», можно несколько раз споткнуться о «риэлторские услуги». «Риелтор» и «риелторский» нужно писать с буквой «е», даже если произносим «э». Такое подтверждение можно найти в «Русском орфографическом словаре РАН» под редакцией В. В. Лопатина. Исторически сложилось, что после гласной «и» в русском языке следует писать букву «е»: риелтор, спаниель, коэффициент, диета. А буква «о» в последнем слоге, вместо которой нередко пишут «е» (например, в «Большом словаре иностранных слов»), потому что так пишется на языке-источнике (от англ. Realtor).
С правописанием названий социальных сетей и мессенджеров в русском языке особенно сложно. Они появляются, мы начинаем активно их использовать, но когда дело доходит до правописания — впадаем в ступор. И нет словаря, где бы можно было подсмотреть ответ. Как минимум потому, что в словаре все эти слова не успевают зафиксировать. И весь труд на плечах лингвистов, которым приходится по аналогии с другими словами решать, что норма, а что нет. К самой известной социальной сети вопросов много, но главные, пожалуй: как писать — через «э» или «е» и нужны ли кавычки.
Правописание подчиняется негласному правилу для иностранных слов: слышим «э», но пишем «е». Кириллицей название писать стали давно, при этом поначалу заключая его в кавычки: социальная сеть «Фейсбук». Но вскоре в неформальной письменной речи от кавычек и заглавной буквы избавились: «Ты уже опубликовал пост в фейсбуке?». СМИ тоже к такому приобщились.
«Это возмутительно! — скажете вы. Почему это в оригинальном слове мы говорим „э“, а писать должны через „е“?». Тут и правда больше вопросов, чем ответов. Тем более что в русском языке мы так же, как и в оригинале, произносим большинство заимствованных слов твёрдо. Похоже, русский язык просто не любит букву «э». В общем, самый страшный праздник пишем тоже через «е»: Хеллоуин. И хотя праздник многие до сих пор не признают, слово успело занять место в орфографическом словаре Лопатина.
У нас есть «мэр», «рэп», «сэр» и так далее. А ещё есть «бренд» и «тренд», которые по идее должны тоже писаться через «э» и даже какое-то время так и писались. Но период адаптации в русском языке давно завершился, буква «е» вновь одержала победу, а слова «бренд» и «тренд» триумфально вошли в орфографический словарь (всё тот же под редакцией Лопатина). Но произносить эти слова нужно через «э».
В интервью изданию The Village сотрудники портала «Грамота.ру» рассказали, что однажды им написал небезызвестный дизайнер Артемий Лебедев. Он возмутился, что каждый день ест «стейк», а в словарях такого слова нет! Теперь такое слово в словарях есть, и пишется оно тоже через «е», даже если отчаянно хочется дотянуться до клавиши с буквой «э». Кстати, слово «стейк-хаус» пишется через дефис, и уже тоже включено в словарь РАН. Сюда же напишем «брейк». Ну и не забываем, конечно, что произносится всё не так, как пишется.
Прежде чем отдать ребёнка на спорт, убедитесь, что знаете, как пишутся все эти порой нелёгкие названия единоборств: капоэйра, самбо, кикбоксинг или карате. Нас в этом списке интересует «карате», на конце которого отчётливо слышится «э». Никого не удивим, если скажем, что это слово тоже испытало колебания в написании, когда только пришло в русский язык. Сейчас официальная словарная фиксация «карате» — разумеется, через букву «е». Хотя сами спортсмены бастуют и упорно пишут «каратэ» (некоторые лингвисты, кстати, тоже). К слову, с «кашне» и «портмоне» та же история: раньше писали «э», а сейчас по-прежнему произносим «э», но на конце уже пишем «е». Беспощадное время!
Флеш-диск (от англ. Flash) или его сокращённая версия «флешка» — пишутся через «е». И буква «е» в этих случаях (как обычно) не смягчает предшествующий ей согласный. А вот флешмоб, в отличие от флеш-диска, флеш-карты и прочего, будет писаться слитно, а не через дефис. Поскольку «моб» самостоятельно не употребляется. Ещё один пример: бизнес-идея, но бизнесмен. Ну и ещё один флеш-пример: флешбэк. Здесь можно совсем запутаться, потому что первая буква «е», а вторая внезапно «э». Но заимствования пришли в разное время, поэтому и написание у них заметно отличается.
И снова в XXI век. Ставить теги (и хештеги) научились более или менее все, даже бабушки. А вот как пишется англицизм (tag) на русском языке — через «э» или через «е» — неоднозначно. Например, по запросу «тег» в гугле 15 миллионов результатов, а по «тэгу» — почти шесть миллионов. Здесь никаких сюрпризов не будет. Пишется всё-таки «тег». Хотя никто не застрахован, что норма через десять лет вновь изменится, и уже никто не вспомнит, что когда-то мы мучились: произносили «э», а писали «е».
Игорь Северянин
Игорь Васильевич Лотарёв
И́горь Северя́нин (большую часть литературной деятельности автор предпочитал написание Игорь-Северянин; настоящее имя — И́горь Васи́льевич Лотарёв [1] ; 4 мая (16 мая н.ст.) 1887, Санкт-Петербург — 20 декабря 1941, Таллин) — русский поэт «Серебряного века».
Содержание
Начало биографии и раннее творчество
Родился в Петербурге в семье военного инженера Василия Петровича Лотарёва (1860 [источник не указан 33 дня] —1904). По материнской линии являлся троюродным братом русской революционерки и советского государственного деятеля А. М. Коллонтай (урождённая Домонтович), а также приходился дальним родственником историку Н. М. Карамзину, поэту А. А. Фету. Первые 9 лет провёл в Петербурге. После разрыва родителей жил у тётки и дяди в их имении Владимировке в Новгородской губернии (ныне Вологодская область, под Череповцом, в этом имении сейчас находится музей Игоря Северянина). Закончив четыре класса Череповецкого реального училища, в 1904 году уехал с отцом на Дальний Восток. Затем вернулся назад в Петербург, к матери.
Первые публикации появились в 1904 году (за свой счёт), в дальнейшем на протяжении девяти лет Северянин издавал тонкие брошюры со стихами, приносившие долгое время лишь скандальную известность (например, растиражированный возмущённый отзыв Льва Толстого на одно из его стихотворений в начале 1910 года). Из поэтов старшего поколения поначалу обратил внимание на молодого Северянина лишь Константин Фофанов (впоследствии его и Мирру Лохвицкую Северянин объявил учителями и предтечами эгофутуризма).
На пике популярности
Северянин был основателем литературного движения эгофутуризма (начало 1912), однако, поссорившись с претендовавшим на главенство в движении Константином Олимповым (сыном Фофанова), осенью 1912 года покинул «академию Эго-поэзии» (о выходе из движения объявил знаменитой «поэзой», начинающейся словами «Я, гений Игорь-Северянин…»). Впоследствии ездил в турне по России в 1914 г. с кубофутуристами (Маяковским, Кручёных, Хлебниковым).
Вышедшие после «Громокипящего кубка» сборники 1914—1915 гг. («Victoria regia», «Златолира», «Ананасы в шампанском») воспринимались критикой более прохладно, чем «Кубок»: Северянин включал в них в большом количестве ранние, незрелые «поэзы», а новые тексты из этих книг во многом эксплуатировали образность «Кубка», не добавляя ничего нового. В 1915—1917 гг. Северянин поддерживал (совместные выступления, турне, сборники) ряд молодых авторов, большинство из которых никакого следа в литературе не оставили; самым заметным учеником Северянина этого периода был Георгий Шенгели, который сохранил признательность учителю и после смерти Северянина посвятил его памяти несколько стихотворений. Поэтика Северянина этого периода оказала также определённое влияние на раннее творчество таких известных поэтов, как Георгий Иванов, Вадим Шершеневич, Рюрик Ивнев, впоследствии примкнувших к другим направлениям.
27 февраля 1918 года в Большой аудитории московского Политехнического музея прошел «поэзовечер», на котором состоялось «Избрание Короля поэтов». Венком и мантией «Короля поэтов» публика увенчала Игоря Северянина. Вторым был Владимир Маяковский, третьим — Василий Каменский.
В эмиграции в Эстонии (1918—1941)
Из тридцати восьми лет литературной деятельности Северянин почти двадцать четыре года прожил в Эстонии, где ещё до революции купил дачу в местечке Тойла и куда переехал в 1918 г. В 1921 г женился на эстонке Фелиссе Круут (единственный его зарегистрированный брак). Ездил в дальнейшем с выступлениями во Францию и в Югославию.
Поздняя лирика Северянина во многом отходит от его стиля 1910-х годов. Самые заметные его произведения этого периода — несколько получивших большую известность стихотворений («Соловьи монастырского сада», «Классические розы»), автобиографические романы в стихах «Колокола собора чувств», «Роса оранжевого часа», «Падучая стремнина» и сборник сонетов «Медальоны» (портреты писателей, художников, композиторов, как классиков, так и современников Северянина).
Переводил стихотворения А. Мицкевича, П. Верлена, Ш. Бодлера, эстонских и югославских поэтов.
Ни один другой русский поэт не отразил столь широко в своих стихах природу и жизнь Эстонии, как Игорь Северянин. Он же стал крупнейшим переводчиком эстонской поэзии на русский язык. Среди эстонских поэтов, чьи произведения Северянин перевёл на русский язык, — Хенрик Виснапуу, Мария Ундер, Алексис Раннит, Фридрих Рейнхольд Крейцвальд, Фридрих Кульбарс, Лидия Койдула, Юхан Лийв, Густав Суйтс, Фридеберт Туглас, Иоганнес Барбарус и Иоганнес Семпер.
После присоединения Эстонии к Советскому Союзу в 1940 году возобновил творческую активность, пытаясь публиковаться в советской печати.
Умер в оккупированном немцами Таллине от сердечного приступа, в присутствии Валерии, младшей сестры своей гражданской жены Веры Борисовны Коренди (девичья фамилия — Запольская, Коренди — эстонизированная фамилия её первого мужа Коренова).
Похоронен на Александро-Невском кладбище в Таллине.
Доходчивая музыкальность его стихотворений, часто при довольно необычной метрике, соседствует у Северянина с любовью к неологизмам. Смелое словотворчество Северянина создаёт его стиль. В его неологизмах есть многое от собственной иронической отчуждённости, скрывающей подлинную эмоцию автора за утрированной словесной игрой. [3]
Произведения
Изучение творчества
На изучении творчества Игоря-Северянина специализировался рано ушедший из жизни эстонский литературовед-русист Рейн Круус, опубликовавший 25 статей об эстонском периоде творчества поэта. Главным трудом Рейна Крууса стала увидевшая свет в 1988 году в Стокгольме публикация «Игорь Северянин. Письма к Августе Барановой. 1916—1938», в работе над которой участвовал шведский литературовед Бенгт Янгфельдт.
Владимир БОНДАРЕНКО. ПОЧЕМУ ИГОРЬ-СЕВЕРЯНИН? Глава из книги «Игорь Северянин»
Владимир БОНДАРЕНКО
ПОЧЕМУ ИГОРЬ-СЕВЕРЯНИН?
Глава из книги «Игорь Северянин»
В русскую литературу наш герой вошел навсегда со звучным псевдонимом Игорь-Северянин. Вокруг этого псевдонима, вроде бы такого ясного и понятного, до сих пор идут яростные споры среди северяниноведов.
Считается, что впервые Игоря Лотарева назвал Северяниным его первый наставник поэт Константин Фофанов. Они тогда, в начале ХХ века, жили в Гатчине – Игорь Лотарев, вернувшийся из Китая к матери, и стареющий полузабытый поэт Константин Фофанов. Зимой молодой Игорь часто пробегал из Ивановки, где они с матерью жили на даче, в Гатчину в гости к поэту. «Лыжный спорт с детства – один из моих любимейших, и на своих одиннадцатифутовых норвежских беговых лыжах с пружинящими ход американскими «хомутиками» я пробегал большие расстояния» (Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К.М. Фофанове»). От этих лыжных поездок у Фофанова возникло стихотворное посвящение молодому другу, написанное в начале зимы 1908 года:
Я видел вновь весны рожденье,
Весенний плеск, весёлый гул,
Но прочитал твои творенья,
Мой Северянин, – и заснул.
И спало всё в морозной неге –
От рек хрустальных до высот,
И, как гигант, мелькал на снеге
При лунном свете лыжеход.
Это первое обозначение Игоря Лотарева – Северяниным в печати. Как считает Михаил Петров: «В посвящении Фофанова обращают на себя внимание два практически равнозначных в плане самоназвания существительных – «северянин» и «лыжеход»: Игорь-Северянин = Игорь-Лыжеход. Поэт отдал предпочтение «северянину», вероятно, как наиболее обобщающему, с его точки зрения, хотя «лыжеход» как будто более конкретен и индивидуален. Объяснить выбор практически невозможно, потому что прерогатива называть вещи своими именами (давать имена вещам и тварям) принадлежит только самому поэту. Современные исследователи связывают происхождение псевдонима и с Северной столицей – Петербургом, в котором поэт родился, и с окрестностями северного русского города Череповца, в котором прошли юношеские годы поэта, даже с северными реками Судой, Шексной, Нелазой. Однако все эти предположения вечно останутся на правах гипотез, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Кстати, в упоминавшемся выше очерке Игоря-Северянина «Из воспоминаний о К.М. Фофанове» в главе «Стихи мне посвящённые» приведён текст фофановского посвящения в прозе: «Ничего лучшего не мог я придумать, что показал мне Игорь-Северянин. Чту его душу глубоко. Читаю его стихи и всё говорит мне: в Тебе – Бог!» (Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К.М.Фофанове»).
То есть, в своём стихотворении Фофанов назвал Игоря и лыжеходом, и Северяниным. И будто бы Игорю более понравилось последнее, решил стать Северяниным. Но хочу обратить внимание на то, что Фофанов уже в начале 1908 года пишет: «Прочитал твои творенья, мой Северянин…», то есть обращается как бы по фамилии. Да и в письме пишет о чтении стихов Игоря-Северянина. Значит, насколько мне известно, где-то начиная с 1903 года в своих устных выступлениях и написанных от руки стихах, ещё со времён Дальнего Востока поэт уже называет себя Северяниным, и старший мастер лишь закрепил в поэзии его псевдоним.
По отношению к Северянину и его биографии много уже навсегда останется на уровне гипотез и предположений, никакого полного архива нет, всё растеряно и разбросано по разным частям света. Так что, думаю, поэт сам, считая себя по всей череповецкой юности северянином, решил и закрепить за собой этот псевдоним.
Псевдоним ещё потребовался и потому, что в дворянской аристократической среде ни поэтов, ни артистов не ценили, и «чтобы не позорить рода своего», как правило, молодые творцы из этой среды брали себе псевдонимы, иначе бы богатый вологодский дядюшка мог и отказать поэту в помощи.
Но почему Игорь не просто придумал поэтический псевдоним Северянин, но ещё и с дефисом с именем: «Игорь-Северянин»? Чем и затруднил жизнь последующих издателей и исследователей своих. У всех на слуху, к примеру, псевдоним Максим Горький, но был у нас город Горький, есть теплоход «Горький» без всякого имени, а исследователи сплошь и рядом пишут «Алексей Максимович Горький», а не Пешков. Сплошная путаница. То же самое и с псевдонимом «Игорь-Северянин». Не случайно современники поэта часто считали такой сложный псевдоним проявлением безграмотности самого автора, или его чрезмерной кичливости. И потому, невзирая на мнение автора, сплошь и рядом ещё при его жизни и критики, и издатели печатали без всякого дефиса, как имя и фамилию: Игорь Северянин.
Есть и сегодня яростные сторонники полного псевдонима и сторонники его практического опрощения. Кандидат наук В.В. Никульцева считает: «Громкие строки из программного произведения известного поэта-эгофутуриста, со скандальным триумфом вступившего на литературную арену «пестрой” эпохи Серебряного века, известны каждому любителю русской словесности. Но в сознании читателя XXI века литературный псевдоним этого поэта воспринимается как синтез имени Игорь, полученного при крещении, и вымышленной фамилии Северянин. Однако и многие современники поэта так же воспринимали сочетание Игорь Северянин, несмотря на то, что стихи, в том числе те, чьими строками открывается Эпилог «Эго-футуризма» (1912), были подписаны иначе – Игорь-Северянин. Каким же образом могло возникнуть противоречие между авторской волей и восприятием современников? Игорь Васильевич Лотарёв (1887-1941) весьма обдуманно выбрал псевдоним Игорь-Северянин, под которым и вступил в большую литературу в 1913 году (с выходом в свет его нашумевшей первой книги поэз «Громокипящий кубок»), хотя намного раньше, с 1903 года, начал подписывать таким образом свои стихи. Но на обложках ранних брошюр этот псевдоним появился только в 1908 г. (по данным Н.Харджиева, в 1907), несмотря на то, что поэт начал печататься, как он сам утверждал, в 1905 году (по сведениям В.Кошелева и Н.Харджиева, совпадающим с библиографическими данными, в 1904) под собственной фамилией. Псевдоним был выбран автором поэз не случайно. Контаминация Игорь-Северянин очень точно отражает истоки творчества, искания счастья и гармонии в противоречивом мире. Любовь к северной природе, вошедшую в сердце Игоря Лотарёва, детские годы которого протекали среди лесов и рек Новгородской губернии, ничто так и не смогло охладить – ни «услад столичных демон», ни «ненужье вынуждающей нужды», ни случайная эмиграция. «Человек с Севера», несущий гордое варяжское имя Игорь, воспринимал эти слова-понятия как две ипостаси неразделимого целого, и именно дефис в осознанно выбранном автором псевдониме и должен был уравнять, подчеркнуть смысловое с народно-обывательским…”.
В противовес Никульцевой известный писатель из Эстонии Владимир Илляшевич, тоже много занимавшийся творчество Игоря Северянина, считает: «Поэт в течение жизни писал свой литературный псевдоним как с дефисом (Игорь-Северянин), так и без него (Игорь Северянин). Последний вариант встречается чаще и применялся большей частью в более поздний период. Чаще этот вариант использовался также при оформлении произведений в печати самим поэтом. Написание псевдонима без дефиса между именем и фамилией-прозвищем наиболее удобно и гармонично с точки зрения норм русского языка. Пример при склонении: с дефисом – Игорь-Северяниным, Игорь-Северянина и т.д.; без дефиса – Игорем Северяниным, Игоря Северянина и т.д.
С учётом вышеизложенного представляется предпочтительным в написании имени поэта использовать вариант без дефиса: Игорь Северянин.
Приложение: Копия с первой страницы книжки стихов «Рояль Леандра», изданной самим автором в Бухаресте в 1935 году (поздний Северянин), с указанием имени-псевдонима без дефиса. На оттиске находится также факсимиле собственноручного посвящения автора своему знакомому Юрию Дмитриевичу Шумакову, что доказывает факт личной акцептации и применения правописания собственного псевдонима со стороны автора».
В дискуссию с Илляшевичем сразу же вступил самый неуступчивый сторонник полного литературного псевдонима Михаил Петров: “«Рояль Леандра» был набран и печатался в Бухаресте друзьями поэта без его личного участия. Более показательным был бы пример сборника «Адриатика», изданного в Нарве стараниями автора и за свой счёт, или сборника переводов из Марии Ундер «Предцветение», изданного автором на государственный счёт, в которых псевдоним употреблен без дефиса. Дефис очень не нравился эстонскому поэту Алексису Ранниту, поэтому две книги переводов его стихов на русский язык, сделанные Игорем-Северяниным, вышли без дефиса в псевдониме переводчика. Казалось бы, столь неудобному при склонении псевдониму вынесен окончательный приговор, но давайте спросим самого автора.
В рукописи неизданного сборника «Лирика» (Эстонский литературный музей) со стихами 1918-1928 годов псевдоним на обложке выписан с дефисом. Та же картина в рукописях «Настройка лиры» (РГАЛИ), «Литавры солнца» (РГАЛИ), «Медальоны» (Нарвский городской музей). Предисловия к обеим книгам Раннита подписаны псевдонимом «Игорь-Северянин». Все известные автографы поэта на русском языке, за исключением того, на который ссылается В.Илляшевич – «Милому Юрию Дмитриевичу Шумакову с запоздалой ласковостью. Автор. Tallinn, 1941» (в собрании Лесмана. Копия в архиве автора), содержат дефис в написании псевдонима. На книгах подаренных жене и в письмах к ней, в письмах к Георгию Шенгели, в письмах к Ирине Борман, в письмах к Софии Карузо и в письмах к другим адресатам, в том числе, к близким родственникам, можно видеть сокращённую форму псевдонима «Игорь. –».
Два наиважнейших документа – два завещания, одно из которых датировано 9 марта 1940 года, а другое 20 октября того же года подписаны полной формой псевдонима с присовокуплением гражданского имени поэта: «Игорь-Северянин. (Лотарёв)»
…В части правописания псевдонима поэта в его авторской версии, т.е. без разделения на имя и фамилию – «Игорь-Северянин» – следует признать, что настоящий псевдоним как акт инициации, оберег и мифологема является исторической частью (фактом) культурного и литературного процесса в России в начале XX века. В силу этого псевдоним «Игорь-Северянин» должен воспроизводиться в научной и иной литературе в его авторском написании. Кроме того, псевдоним «Игорь-Северянин» является неотъемлемой частью творческого наследия поэта Игоря Лотарёва, существенной деталью его биографии и одновременно его личной мифологемой. Следует также иметь в виду, что псевдоним в его авторском написании служит своеобразным ключом к правильному пониманию его творчества».
Впервые псевдоним появляется на обложке брошюры 1908 года «Зарницы мысли» и продублирован в автографе: «Глубокоуважаемому талантливому поэту Леону Михайловичу Шах-Паронианцу от автора на воспоминание. Игорь-Северянин 7.II.08».
Так как же писать, как склонять имя и фамилию поэта? Конечно, писать Игорь Васильевич Северянин, это всё равно что писать Алексей Максимович Горький, но пишут же. С другой стороны, кто нынче знает Игоря Васильевича Лотарёва?
К тому же сам поэт не был столь строг, как его последователи, и относился к простому написанию фамилии Северянин вполне благодушно. Разве что в бумагах личных своих он везде писал “Игорь-Северянин”. Вот так и я сделал, выведя на обложке моей книги название “Игорь-Северянин. Царственный паяц”. Но на страницах самой книги, не будучи начётчиком, я, следуя примеру самого поэта, позволяю все варианты его имени и фамилии.
И в союзники себе я беру не только Фофанова, пишущего лишь о Северянине, но и стихи самого поэта, который свободно употреблял по отношению к себе этот псевдоним как фамилию. К примеру, издеваясь над своими критиками, поэт пишет: “Тусклые Ваши Сиятельства! Во времена Северянина / Следует знать, что за Пушкиным были и Блок, и Бальмонт!”. И никаких тебе “Игорь-Северяниных”.
Его тончайший музыкальный слух сразу легко ликвидировал любые им же придуманные догмы. 20 ноября 1907 года (этот день Игорь Северянин потом ежегодно праздновал) он познакомился со своим главным поэтическим учителем – Константином Фофановым (1862-1911), который первым из поэтов оценил его талант. В 1908 году стали появляться первые заметки о брошюрках, издаваемых в основном самим Северяниным.
И вот уже на сборнике «Зарницы мысли», вышедшем в свет ранней весной 1908 г., впервые появляется псевдоним «Игорь-Северянин». Последующие книги «Громокипящий кубок», «Златолира», «Ананасы в шампанском» уже подписаны этим псевдонимом без дефиса.
Мне нравится сама по себе версия Михаила Петрова о некоем мифическом обереге “Игорь-Северянин”: “С темой гениальности тесно связан псевдоним Игоря Лотарева, придуманный не без деятельного участия Константина Фофанова. Псевдоним Игоря Лотарева в творческой биографии поэта символизирует переход от эпохи ученичества к эпохе мастерства. Если юношеские псевдонимы Игоря Лотарева «Мимоза», «Игла» и «Граф Евграф Д’Аксанграф» – это ещё неотъемлемая часть ученического процесса, даже игры в поэта, то псевдоним «Игорь-Северянин» – это уже акт инициации Поэта с большой буквы. Игорь-Северянин – это уже зрелый, опытный мастер… Вытравление дефиса из псевдонима поэта – суть проявление остатков древнего магического сознания. Ритуальная кастрация литературного имени как бы даёт критику, редактору, журналисту определённую власть над его носителем. Если современное литературоведение не идёт далее вытравления из псевдонима дефиса, то журналистика и публицистика довершают процесс кастрации, доводя его до логического завершения – «Северянин» или трансформируют имитацию имени и фамилии в полное гражданское имя – «Игорь Васильевич Северянин». Знание подлинного имени дает магу (колдуну, ведьме) власть над его носителем. С этой точки зрения, псевдоним Игоря Лотарёва выполняет функции оберега. Иллюстрацией этому обстоятельству вполне может служить «забывчивость» В.В. Шульгина, который, хотя и оставил интереснейшие воспоминания о встречах с поэтом в Югославии в 1930 и 1933 годах и даже находился с ним в переписке, но так и не смог вспомнить его настоящей фамилии. В воспоминаниях Шульгина (РГАЛИ) Игорь-Северянин фигурирует в качестве «кажется, Четверикова». Ещё один пример – встреча на вокзале в Тапа (Эстония) в 1938 году Игоря-Северянина и совершающего турне нобелевского лауреата Ивана Бунина. Здороваясь, Бунин произнёс имя поэта и запнулся, не сочтя возможным обратиться к коллеге, используя его псевдоним. Это дало повод Игорю-Северянину упрекнуть Бунина в том, что он не знает современной ему русской литературы, подразумевая, что он не знает подлинной фамилии и отчества самого поэта… Самоназвание Игоря Лотарёва «Игорем-Северяниным» является началом реализации индивидуального предназначения поэта. Однако новое имя в миру не утрачивает функции оберега. При этом сама поэзия в жизни не обязательно должна стоять на первом месте”.
Но если Игорь Северянин откровенно считал свои эгофутуристические шедевры стихами для дураков, и упивался своими победами над малограмотной толпой, не относился ли он также спокойно и к своим псевдонимам и прочим магическим знакам? Если уж быть лирическим ироником, то до конца. Вряд ли он даже замечал, в какой книге какой “Игорь Северянин” обозначен.
Размышления Михаила Петрова заманчивы, но вряд ли сам поэт так серьёзно к себе относился. От этих умных рассуждений он схватился бы за голову. Хватает того, что он считал себя гением, но надо ли под этот тезис подводить учёную базу? “Псевдоним «Игорь-Северянин» равнозначен формуле «я – гений», – пишет Михаил Петров. – Тандем в известном смысле представляет собой основную мифологему поэта. Под мифологемой мы понимаем в данном случае устойчивое состояние индивидуальной психофизиологии, в котором зафиксированы каноны существующего для поэта порядка вещей, а также описания того, что для него существует или имеет право на существование. То, чему поэт отказывается дать название, перестаёт для него существовать в реальности и наоборот, то, что им названо, получает право существовать самостоятельно, право быть вне мифологемы поэта. Основную часть стандартной мифологемы составляет объяснение того, почему существует то, что существует, и почему оно функционирует именно так, а не иначе. Псевдоним – суть особая мифологема, но и в усечённом виде она фиксирует основной порядок вещей и служит концептуальным обоснованием взаимодействия поэта с обществом. В некотором смысле люди, реализующие собственную мифологему, живут в ней и поэтому нечувствительны к реальности. Отчасти это объясняет тот факт, что история хотя и прошла сквозь биографию поэта Игоря-Северянина, но не оказала существенного влияния на её творческую составляющую, потому что не была частью личной мифологемы. ”.
Михаил Петров считает, что употребление простого псевдонима всуе всеми родственниками поэта привело впоследствии к неразберихе, к примеру, на центральной аллее Таллинского Александро-Невского кладбища в двадцати метрах от могилы самого Игоря-Северянина можно видеть могилу лжедочери поэта Валерии Игоревны Северяниной, урожденной Валерии Порфирьевны Кореневой (Коренди). Сегодня не известна судьба её сына Игоря Северянина-младшего, урожденного Игоря Олеговича Мирова. Если бы ещё при жизни поэта не произошло разделения его псевдонима, то Валерия Порфирьевна Коренева должна была бы именоваться Валерией Игоревной Игорь-Северяниной, а её сын Игорем Олеговичем Игорь-Северяниным-младшим, что само по себе демонстрирует абсурдность таких манипуляций с псевдонимом. Умершая раньше матери Валерия Порфирьевна упокоилась на кладбище без указания «неудобной» даты рождения (6 февраля 1932), абсолютно исключающей её права на родовую фамилию Лотарёвых и тем более на использование чужого псевдонима. Абсурд очевиден, и я согласен с Михаилом Петровым с этим обозначением абсурда. Только причём здесь полный или неполный псевдоним поэта? Абсурд заключается в полнейшей семейной неразберихе Игоря Северянина, в его любовном хаосе, которым и воспользовались после его смерти его же коварные любовницы. Настоящая дочь поэта по имени Валерия, рождённая в 1913 году вне церковного брака, не стала наследовать ни родовую фамилию отца, ни его псевдоним. Она до смерти писалась Семёновой. Единственная законная жена поэта, эстонка Фелисса Михайловна Крут, тоже не стала Северяниной, а всю жизнь оставалась Лотарёвой. Увы, сплошь и рядом наследники именитых родителей без всякого права берут себе как родовые псевдонимы своих знаменитых предков.
Но мы оставим за самим поэтом его звонкое прозвище “Игорь-Северянин” с полным дефисом, но говоря о его стихах будем упоминать просто северянинскую поэзию, северянинскую славу и даже критикуя его подражателей будем писать о “ северянинщине”, но никак не о “игорь-северянинщине”.
Всё-таки он был гением русского Севера, что и не скрывал, потому и прославил свой родной Север этой славной придуманной им фамилией.