Олег Стеняев
Биография
Протоиерей Олег Стеняев служит на благо Господа, совершает миссионерство, спасает людей от сектантов, проповедует православие. Его деятельность вызывает агрессию у последователей нетрадиционных религий, и не раз отец Олег оказывался на краю пропасти. Не упасть ему помогало чистое сердце, с которым он одинаково открыто обращался и к Свидетелям Иеговы, и к сатанистам, и к кришнаитам.
Детство и юность
Олег Викторович Стеняев родился 8 апреля 1961 года в Орехово-Зуево Московской области. Духовным воспитанием мальчика занималась бабушка Матрена Федоровна Журавлева, которая служила в храме и считала слово «коммунист» ругательным. Поэтому ни один из 11 ее детей не стал комсомольцем. Остался в стороне от партийной деятельности и Олег Стеняев, хотя учителя старались склонить мальчика к вступлению в пионеры.
Религиозность Олега Стеняева мешала только взрослым — дети его понимали и поддерживали. Однажды в детском саду с будущего протоиерея сорвали крестик и выкинули, а в школе атаковали Журавлеву вопросом «Что читает ваш ребенок?!», указывая на Библию. На стороне Олега Стеняева был только учитель литературы Станислав Андреевич, который охранял стремление ученика понять Бога от идеологически настроенных людей.
После школы Стеняев отправился в армию. Служил в Западной Сибири. Хотел стать милиционером, но бабушка посоветовала посвятить жизнь Богу. В 1981 году молодой человек стал чтецом в церкви, а в 1982-м поступил в Московскую духовную семинарию.
Личная жизнь
Перед воспитанниками семинарии после выпуска стоит выбор: жениться и стать батюшкой или уйти в монастырь, приняв обет безбрачия. Олег Стеняев встречался с девушкой из Червонограда, которая, как он был уверен, стала бы его женой. Но случилось событие, круто повернувшее ход его биографии.
В те годы в Украине учредили грекокатолическую церковь. Ее прихожане хотя и жили по православным обычаям, были католиками. Родители возлюбленной Стеняева поставили жесткое условие: хочешь жениться на дочери — прими нашу веру. Протоиерей отказался, и счастливая семейная личная жизнь для него стала недосягаемой.
«Возможно, после этого у меня возник особый задор в полемике с инославными. Ведь, можно сказать, невесту увели», — рассуждает в интервью отец Олег.
Религия
Олег Стеняев является последователем Русской православной церкви с 1993 года. Он не противник прогресса, готов наставлять людей на путь истинный как посредством проповедей в храмах, так и в беседах через телевидение или Интернет.
«Путь к священству». Прот. Олег Стеняев
У нас в гостях был клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках протоиерей Олег Стеняев.
Отец Олег рассказал о своем пути к вере и священническому служению, а также о переходе из Зарубежной Церкви в Русскую православную Церковь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии Кира Лаврентьева.
К. Лаврентьева
К. Мацан
— И Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня протоиерей Олег Стеняев, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках, преподаватель Сретенской духовной семинарии. Добрый вечер.
Протоиерей Олег
К. Мацан
— Не первый раз вы у нас в гостях, отец Олег, для нас это очень радостно. Но сегодня в немного необычном качестве мы вас будем расспрашивать в наших этих беседах, которые мы с Кирой ведем — мы говорим со священником о его пути к вере и в вере. Для многих, особенно тех, кто смотрит на церковную традицию со стороны, кажется, что священники такие люди, из какого-то особенного теста, каким-то особенным образом живущие, какая-то особенная судьба их привела к тому, что они стали священниками — и это и вправду так, судьба особенная, у каждого она особенная. Но священники люди из того же общества, в котором мы живем, и почему-то в этом обществе есть те, кто пришел к вере и решил всех себя посвятить служению Богу. Вот об этом пути, о том, с какими вопросами он был связан, мы бы хотели с вами сегодня поговорить.
К. Лаврентьева
— Отец Олег, вы занимаетесь миссионерской деятельностью, обширной миссионерской деятельностью очень давно и не одно десятилетие. И у вас очень большой опыт катехизации, у вас большой опыт реабилитации людей, которые по каким-то причинам повредились сознанием в сектах, и вы занимаетесь этим давно, целенаправленно и успешно. И когда я начала читать вашу биографию, я наткнулась на то, что у вот этого вашего дела жизни есть определенное начало, есть своя история, которую вы уже рассказывали и мне бы хотелось попросить вас рассказать ее еще раз для наших радиослушателей. Потому что действительно это событие, которое перевернуло ваше направление жизни целиком и полностью.
Протоиерей Олег
— Где-то вот в период горбачевской перестройки, когда начали освобождать из мест заключения священников, мирян православного исповедания, я очень как бы увлекся политической жизнью. Нам хотелось как можно быстрее как бы преодолеть вот эти соблазны коммунистической идеологии и на волне вот этих желаний, казалось бы, даже естественных, я очень увлекся идеями Русской Православной Церкви за рубежом. Ну мы все любили эту Церковь, читали книги Иоанна (Максимовича), отца Серафим (Роуза), других авторов, в конце концов «Закон Божий» Слободского — все это приходило оттуда. И на волне вот этих увлечений в советское время я перешел в Русскую Православную Зарубежную Церковь. Там я находился где-то чуть больше двух лет, трех лет, вот так. И в какой-то момент у меня появилось желание как-то все это перепроверить вот именно с духовной точки зрения. И вместе с одним своим другом, тоже священником Зарубежной Церкви, мы решили поехать в Троице-Сергиевскую Лавру и встретиться с старцами. И мы договорились, у нас там был общий знакомый, который все организовал, со всеми договорился, он нас встретил. И сначала мы прошли к старцу Филадельфу — это такой был крупный ученый в свое время, потом он ушел в монастырь, и там он так до смерти и подвизался. И вот очень интересный был разговор с этим старцем Филадельфом. Он внимательно выслушал наши претензии — нам это не нравится, это не нравится, — потом говорит, ко мне обращается: а вас где крестили, в Нью-Йорке или в Чикаго? Я говорю: да нет, в Подмосковье, в Орехово-Зуево. А моего друга спрашивает, отца Тихона: а вас где крестили? В Детройте или в Лос-Анджелесе? Он говорит: да нет, — назвал место, где его крестили. И после этого отец сказал так: вот то, что вот вы чем-то недовольны — я это понимаю. Но если вы крещены в этой Церкви, эта Церковь — Мать, а больную мать не оставляют. Если у нее какие-то проблемы, сложности, недуги — ее не оставляют, ее не бросают. И потом он больше с нами не разговаривал, он стал нас угощать какими-то плюшками там. И мы не могли слова как бы сказать. Потом мы пошли к отцу архимандриту Кириллу (Павлову), он тогда еще, слава Богу, здравствовал. Он так очень хорошо принял. Но, как ни странно, он беседовал только со мной, хотя вот отец Тихон он бы значительно старше меня, и мне от этого было даже как-то неудобно. И он тоже выслушал какое-то наши недоумения, и когда мы говорили: нам вот не нравится там вот это, это, политика Патриархии там в сфере экуменизма там и так далее. Он спросил нас: а вы лично знакомы с Патриархом Алексием? Я говорю: я только по телевизору видел, ну там иногда на службе, когда диаконом был в Патриархии. Отец Тихон говорит: ну я больше по телевизору видел. Тогда архимандрит говорит: а я знаком, и я знаю, какой это тяжелый крест, и что всегда это служение будет сталкиваться с непониманием и недопониманием. И я, как он сказал, поминал Патриарха и буду поминать. И когда мы возвращались в Москву, я уже принял для себя такое четкое решение, что я должен вернуться в Церковь — это Церковь Мать, меня с детства водили в храм, я вырос при храме. Я родился от венчанного брака, я был крещен. И я обратился в Чистый переулок, меня принял владыка Арсений очень тепло, мы беседовали. Владыка сказал: Стеняев, вы все делаете очень талантливо, вы в расколе так себя проявили. Сотворите талантливый плод покаяния. Ну тогда я взялся за возвращение Марфо-Мариинской обители. В то время я был зарубежным священником Марфо-Мариинской обители, и там я провел собрание с прихожанами. Там у нас было еще два священнослужителя. И вся община постановила, что да, они хотят вернуться в Патриархию. Потом Патриарх встретился с ядром руководства общины, и через какое-то время Марфо-Мариинская обитель вернулась — совершенно спокойно, мирно. Ну когда это произошло, я получил большой указ от Патриарха, там были перечислены как бы мои ошибки, но в то же время отмечена вот эта заслуга, то что я способствовал возвращению Марфо-Мариинской обители.
К. Лаврентьева
— И вас приняли в лоно Русской Православной Церкви.
Протоиерей Олег
— Да, я был принят. И опыт собственного возвращения, он мне потом очень помогал.
К. Мацан
Протоиерей Олег
— Ну я знал, как это работает. Я понимал психологию людей, которые еще на распутье, они еще не определились. И я создал где-то в 94-м году Центр реабилитации жертв нетрадиционных религий памяти Алексея Степановича Хомякова. У нас стала работать приемная, и вскоре очень много людей стали приходить к нам — это в основном были родители, дети которых оказались втянуты в какие-то секты. Ну через родителей мы встречались с самими сектантами, организовывали, проводили диспуты. Первый диспут вобще был с движением «Аум синрикё» — такая полутеррористическая организация. Но в результате этого диспута где-то группа в 25 человек, она покинула эту секту. Я тогда звонил в Чистый переулок, владыке Арсению, и спрашивал: а как их присоединять? Он говорит: ну присоединись сначала сам, а вообще-то лучше, чтобы это делал епископ. И я написал прошение Патриарху Алексию, что для большего представительства — это знаковый момент присоединения людей, чтобы всегда благословляли епископы. И в храме «Всех скорбящих Радосте» на Большой Ордынке возникла традиция, которая вот с 94-го года она продолжается до сих пор.
К. Мацан
— Насколько я знаю, вас в вашу бытность в Зарубежной Церкви рукоположили во священника.
Протоиерей Олег
К. Мацан
— И когда вы перешли обратно, присоединились к Московскому Патриархату, вас приняли обратно в сане диакона, то есть священство ваше не признали действительным.
Протоиерей Олег
К. Мацан
— А вот не чувствовали ли вы тогда какого-то, ну не знаю, ну не унижения, а обиды какой-то, что нужно как бы сделать шаг назад теперь и снова стать диаконом, уже побыв священникам, уже попредстояв алтарю и так далее?
Протоиерей Олег
— Ну, во-первых, я смирился перед ситуацией. Я с доверием отнесся к Церкви —матери. И когда я пришел на епархиальную встречу, там был владыка Арсений, священники, которые входят в епархиальную как бы структуру. И у меня крест был с собой, но я его положил в карман.
К. Мацан
— Очень интересная деталь такая.
Протоиерей Олег
— Да, интересная деталь. И я как сейчас помню.
К. Мацан
— Крест священнический такой, наперсный, который священники носят поверх облачения.
Протоиерей Олег
— Да, я его положил в карман подрясника. И как сейчас помню, отец Димитрий Смирнов, блаженной памяти, Царство ему Небесное, он спросил: а где же ваш крест? Я говорю: я смиряюсь перед Матерью-Церковью, если она сочтет возможным, я опять буду священником, если нет — я готов оставаться диаконом или даже мирянином. И они как-то все так очень единодушно меня поддержали, те священники, которые входили в эту епархиальную структуру. И через некоторое время я прошел чин присоединения, а потом был перерукоположен. После этого мои друзья стали говорить обо мне: ты дважды иерей Советского Союза.
К. Мацан
— Да-да, дважды герой — дважды иерей.
К. Лаврентьева
— Отец Олег, ну все же мы понимаем, что бывших священников не бывает. И даже когда случаются какие-то трагические события в жизни священнослужителя, ну или какие-то просто жизненные обстоятельства вынуждают его по какой-то причине, да, прекратить свое священническое служение, он все равно остается священником. Это же как монашество: ты один раз постригаешься — и ты всегда монах. Даже если ты по каким-то причинам не живешь в монастыре и вообще как бы снимаешь с себя монашеские обеты. И вот это ваша очень интересная откровенная история про то, что вы были готовы остаться диаконом или даже мирянином, что это был за выбор, отец Олег? Вот пойти после этого собрания и стать мирянином?
Протоиерей Олег
— Я могу сказать прямо, что Зарубежная Церковь меня никак не обидела, я получал все мыслимые и немыслимые награды от Зарубежной Церкви — получил там и протоиерейство, и крест с украшением, и другие какое-то всякие награды были. Они очень по-доброму ко мне относились, они дорожили моим миссионерским служением. Но внутренне я чувствовал некий такой дискомфорт. Я уважал этих людей и, кстати, покинув Зарубежную Церковь, я не позволил себе ни одного плохого слова сказать в адрес Зарубежной Церкви — я считаю, что это неэтично. Потому что ко мне было очень такое доброе, открытое отношение. Я познакомился со священнослужителями, которые приезжали из Джорданвилля, встречался с их архиереями, тот же владыка Марк Берлинский, они все на меня производили хорошее впечатление. И когда я уже открыл центр реабилитации при храме «Всех скорбящих Радосте», у меня в приемной висел портрет владыки митрополита Антония (Храповицкого), которого я не перестал любить, ценить по-своему.
К. Мацан
— Которого считают основателем Зарубежной Церкви.
Протоиерей Олег
— Это основатель Зарубежной Церкви.
К. Мацан
— А как вы восприняли в 2007 году акт о восстановлении канонического общения?
К. Лаврентьева
— Воссоединении РПЦЗ и РПЦ.
К. Мацан
— Русской Православной Церкви Московского Патриархата и Русской Православной Церкви за границей. С тех пор это уже две разные Церкви, но объединенные в одну семью, и уже вот сейчас была бы невозможна та коллизия, которую вы тогда пережили, до объединения, в 90-е.
Протоиерей Олег
— Там был такой момент интересный. Вот когда я вернулся в Патриархию, у меня же оставались Святые Дары, всякий священник имеет Святые Дары. И на меня вышли как бы инициативники Зарубежной Церкви, такие инициативные люди, они говорят: передайте нам Дары. Хотите, мы их даже купим там, хотите, мы там их поменяем на чего-то. Я говорю: ну это вообще для меня недопустимо. Я понимаю, что есть какие-то споры между разными юрисдикциями, но Христос не разделился. И я оставил их в дарохранительнице. И по мере того, как мне необходимо было причащать людей, я добавлял туда еще Дары, и так это и происходит, так это и сохраняется. Я никогда не сомневался в том, что эта Церковь рано или поздно она объединится с нами.
К. Мацан
— То есть в вашем личном опыте объединение произошло еще раньше, чем в 2007 году, вот так символически, получается.
Протоиерей Олег
— Это не только как бы мое открытие. В то время приехал один из архиереев нелегально, митрополит, и он делал прием всех священников, которые принадлежали к их юрисдикции. И он там очень четко говорил: мы не хотим вас никого обнадеживать, рано или поздно мы будем объединяться с Московской Патриархией. Это было в 90-х годах. Они все знали уже тогда, что рано или поздно наступит этот момент. И вот когда произошло объединение, мне вдруг стали звонить мои прихожане и говорят, которые в Зарубежной Церкви: батюшка, ты поспешил уйти, ты бы у нас давно архиереем стал бы, и сейчас тебя приняли бы в сущем сане. Так и получалось там. А Евтихий был владыкой, он стал архиереем Зарубежной Церкви и был принят в Московской Патриархии в сущем сане, его там никто не перерукополагал.
К. Мацан
— Протоиерей Олег Стеняев, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках, преподаватель Сретенской духовной семинарии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы начали с того, что вы очень активный, известный проповедник, много выступаете. У нас в программе бывают разные священники — и также публичные, спикеры, и люди, которых, наверное, мало кто знает из широкой аудитории, которые свое служение несут у себя на приходе для очень узкого круга лиц и в медиа-сфере не присутствуют. Вот вы присутствуете. И когда слышишь выступление известного проповедника, сразу думаешь, что это человек, который для себя на все вопросы ответил и теперь от изобилия опыта и знаний делится им с аудиторией. А вот ну при этом мы понимаем, что если человек думает, что на все вопросы для себя ответил, то он остановился, замер и в каком-то интеллектуальном смысле почти умер. А вот какие вопросы о вере, об отношениях с Богом сейчас вас лично волнуют, как христианина? Вот именно сейчас, именно в этот период жизни, вот сегодня.
Протоиерей Олег
— Когда Игнатия Богоносца везли на казнь в Рим, он был святитель, он писал: я только становлюсь оглашенным. То есть его внутреннее самоощущение было, что он только становится учеником, только становится оглашенным. На все вопросы мы сможем ответить для себя, когда мы перейдем рубеж между этой жизнью и той. Апостол Павел в 13-й главе Первого Послания к Коринфянам пишет: сейчас мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, а тогда познаем так, как мы познали. Поэтому для меня то, что называется процесс обучения — это непрерывный процесс: я читаю книги, я слушаю лекции разных известных христианских лекторов — и для меня этот процесс не завершается. И я думаю, процесс постижения будет продолжаться и в будущей жизни. Писание я читаю регулярно. Вот когда начинается Великий пост, я стараюсь дважды прочитать Библию за время Великого поста — это правило я воспринял от блаженной памяти отца Даниила Сысоева, который именно так поступал.
К. Мацан
— А можно все-таки примеры привести тех вопросов, которые вот сейчас, сегодня вам по-христиански важны? Мы же проходим какие-то стадии, какие-то этапы. Вот иногда, ну по крайней мере я по себе сужу, иногда там вот эту неделю или этот месяц вот эта мысль в голове о вере сидит, что-то что сейчас тебе очень важно для себя понять и решить. Вот есть у человека, вы сказали, что есть такие вопросы и у вас, с вашим духовным опытом, о чем сейчас?
Протоиерей Олег
— Вот за год до смерти отца Даниила мы в течение года обсуждали вопрос: было ли у Господа Иисуса Христа детство в человеческом понимании этого слова? Ведь во Христе существует взаимодействие Божественной и человеческой природы. А насколько вот это взаимодействие, оно сильно? Было ли во Христе как в человеке познание мира, то что составляет радость детского периода жизни человека?
К. Мацан
— То есть от некоей малой меры знания к большой мере знания, продвижение в этом познании, вы имеете в виду.
Протоиерей Олег
— Да. В Евангелии от Луки сказано, что Он возрастал в познании. И мы как раз это отнесли к Его человеческой природе, потому что в Божестве ничего нельзя усовершенствовать. И мы как раз вот в течение года рассуждали, как это соотносится, Божественная и человеческая природа в процессе взросления. И находили разных авторов, разные высказывания отцов и обменивались ими.
К. Мацан
— А это такой, что называется академический интерес, богословский или это важно ну экзистенциально вам лично понять, для чего-то?
Протоиерей Олег
— Отец Даниил — это был человек, который жил богословием. И мне очень повезло, что я с ним общался. Потому что сейчас я не могу найти собеседника, с которым я год буду обсуждать один вопрос. Когда я обращаюсь к известным православным авторам, они говорят: Стеняев, ты сам все знаешь, давай не будем эти вопросы обсуждать. А вот он как раз всегда откликался. Любой сложности вопрос. И с ним действительно в течение года можно было вот обсуждать с разных сторон одну какую-то тему.
К. Мацан
— Очень интересно. А не бывает реакции, когда вы говорите собеседникам: вот там давайте этот вопрос обсудим, например, про детство Христа, вам отвечают: ну все же понятно, вот так, так и так. То есть когда некая уверенность, о что все понятно, предшествует интересу, любопытству и такому детскому изумлению: нет, непонятно, давайте разберемся, это же как понятно, давайте усложним тогда, раз понятно, чтобы нам было интересно в этом копаться?
Протоиерей Олег
— Мне нравятся авторы, которые излагают сразу несколько точек зрения. И которые не навязывают своего личного мнения, а предоставляют читателю как бы материал с разных сторон. А читатель как бы становится участником этого процесса познания, и он сам как бы начинает решать за себя, вот что ему более понятно, а что все-таки сложно понять.
К. Мацан
— А что вы для себя по-христиански читаете? Вот авторы, которые вам близки, которые вас сегодня наполняют, питают, от старых до новых?
Протоиерей Олег
— Ну, конечно, отцы Церкви. Потом мне очень нравятся средневековые авторы.
К. Мацан
Протоиерей Олег
— Фома Аквинский, Бонавентура.
К. Мацан
— Даже так. То есть столпы западной католической традиции.
Протоиерей Олег
— Не совсем. Дело в том, что Фома Аквинский, он не был богословом, он был философом — вот на это мало кто обращает внимания. Если мы изучаем философию Аристотеля, а почему нам не изучать христианскую философию? Чем мне нравятся вот эти авторы — там диалектика, там спор, там система университетских диспутов: сначала выдвигается тезис, ну например: Христос —Бог. Потом все возможные возражения по этому тезису, потом точка зрения Церкви, а потом ответ на каждое возражение. Это система университетских диспутов. У нас Фому не переводили на русский язык ни в XVIII веке, ни в XIX. В общем-то, я понял почему. Потому что откройте любой учебник по догматике — там совпадает и количество библейских цитат, и святоотеческих цитат — просто все пользовались этим наследием как некоей хрестоматией. А если перевели бы его труды непосредственно, то это было бы слишком очевидно.
К. Лаврентьева
— Отец Олег, пока мы говорим о святых отцах, внутреннем поиске и вопросах, мне хочется задать свой личный вопрос. Я его уже как-то задавала в нашем эфире, но мне хочется повторить его и задать лично вам, потому что именно ваши толкования на портале «Экзегет.ру» меня на этот вопрос навели. В общем, в чем он заключается. Ветхий Завет и Новый Завет — это книги, естественно, составные одной книги, и Новый проистекает из Ветхого — ну мы все так воспитаны, мы это впитали с молоком матери, христиане. И когда ты начинаешь читать не «Закон Божий» Слободского, да, при всем уважении, а ты открываешь Книгу Бытия и начинаешь читать каждую главу подробно, пытаясь разобраться, слушая толкования, читая, разбираясь, выписывая что-то, размышляя, у тебя неизменно возникают в голове разного рода вопросы. И мой самый главный вопрос (и, может быть, кому-то из наших радиослушателей он вобще покажется бессмысленным), скорее всего он покажется бессмысленным и вам с Костей, но для меня очень важно его сейчас задать.
К. Мацан
К. Лаврентьева
— Да, действительно для меня это очень важно. Когда-то это считалось очевидным, а вот сейчас почему-то нет. Книга Исход, она включает в себя очень подробные указания Богом Моисею, как обустраивать ветхозаветную скинию. И что меня поразило — вплоть до материалов, вплоть до того, где что поставить, и какого цвета и фактуры что сделать, где стоять, как говорить. И я задавала этот вопрос одному священнику в нашей студии, в нашем эфире «Путь к священству», и он мне сказал: Кира, ну а как же? Архитектор, он же дает точные указания, как построить здание. Безусловно, конечно, понятно. К техническим моментам у меня вобще вопросов нет, кто я такая вобще, чтобы их задавать. У меня совершенно другой вопрос. Кажется, когда ты открываешь Исход, Книгу Бытия или еще какие-то книги Ветхого Завета и Новый Завет, что это настолько разные, разные истории. Ветхозаветные книги, они основаны на точном исполнении закона, они основаны на маленьких вот этих вот крючках, на которых зиждется целое полотно иудейского мировоззрения. И здесь приходит Спаситель и Он начинает вобще иным языком общаться, Он начинает общаться иными категориями. Они ему про субботу — Он вобще это отринивает, они ему про немытые руки — Он их обличает, они Ему там то, се — и получают каждый раз, они получают, ну грубо говоря, да, по носу. И что мы видим, отец Олег, люди, воспитанные, впитавшие в себя полностью вот это вот мировоззрение, где право, лево, нельзя, есть черное и белое, и они вот с этим мировоззрением встречают Христа — естественно, ну как бы вот с точки зрения обычной, вот моей, обывательской такой, среднего ума, естественно, Христос им непонятен. Отец Олег, может быть, я ошибаюсь, может быть, я просто ну не дошла до той глубины знания, которая бы мне это объяснила. Но я действительно вот в этой ситуации, глядя, как точно и четко, и все скрупулезно описано и соблюдается в Ветхом Завете, я могу понять, ну хотя бы вот на капельку оправдать иудеев, которые ну совершенно, совершенно не смогли говорить на одном языке с Господом. И вот что ответить мне себе самой на этот вопрос?
Протоиерей Олег
— Ну в-первых, надо вспомнить то, что все что делал Моисей, он делал по образу небесной скинии. Ему Господь показывал буквально все. И потом по образу небесной скинии он созидал земную скинию. Поэтому культ и ветхозаветной Церкви как он был, и новозаветной, Православной Церкви — это отображение неба на земле. Внимательное отношение к культу в христианстве — это добродетель. Отец Павел Флоренский говорил, что вся разруха современной церковной жизни именно от невнимания к культу. Вот отличие православных от тех же там братьев-католиков, у них есть такое понятие как aggiornamento — то есть обновление откровения. Мы это не признаем, мы считаем, что это ошибка наших братьев и мы настаиваем на том, что истина раскрывается, она раскрывается. Но она не обновляется и не приспосабливается под этот мир. Потому что тот же апостол Павел, в Послании к Римлянам он пишет: не сообразуйтесь с веком сим. Христос не оспаривал права книжников и фарисеев. В Евангелии от Матфея Он говорит: на Моисеовом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что велят вам делать, делайте.
К. Лаврентьева
Протоиерей Олег
— Но по делам их не поступайте, ибо они говорят, но не делают. Более того, в Нагорной проповеди Он говорит: если ваша праведность не превзойдет.
К. Лаврентьева
— Праведности книжников и фарисеев.
Протоиерей Олег
— Праведности книжников и фарисеев, вы не войдете в Царство Небесное. Что значит превзойти? И в чем была беда этих книжников и фарисеев? Они сконцентрировали все свое внимание на внешней форме — то что называется в нашей православной традиции обрядоверие — и для них это было главное. А Христос говорит: надо превзойти — то есть соблюсти форму, внимание к культу, на чем настаивает отец Павел Флоренский, а превзойти — подняться выше: все наполнять духовным содержанием. То есть не только обряд, а и подлинный смысл обряда. Раскрытие его, любого обряда для самого себя, кто совершает этот обряд или это действие, и для верующих, которые участвуют в этих действиях. Поэтому христианство — это благодать на благодать. Но если очень коротко говорить о разнице между Ветхим и Новым Заветом, я бы сказал так: Ветхий Завет — это закон Божий, он рассказывает о том, что Бог хочет от нас. А Новый Завет рассказывает о том, что Бог сделал для нас. Конечно, это несоизмеримая вещь: то, что мы можем сделать для Бога и то, что Он сделал для нас. Поэтому святитель Иоанн Златоуст говорит: как небо выше земли, так и Новый Завет выше Ветхого.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» протоиерей Олег Стеняев, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках, преподаватель Сретенской духовной семинарии. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.
К. Мацан
— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас. В этом часе с нами протоиерей Олег Стеняев, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках, преподаватель Сретенской духовной семинарии. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Отец Олег, у нас было множество священников в этом цикле программ «Путь к священству», и многие из них говорили о том, что их к вере привела неизменно бабушка. Я этой теме хотела уделить особое внимание именно в нашем сегодняшнем разговоре, потому что меня особенно поразил тот факт, что вас не только бабушка, родившая одиннадцать детей, если я не ошибаюсь, из которых ни один из них не стал членом КПСС, комсомола и всего прочего, да, и очень обособленно жили эти замечательные люди, судя по вашим рассказам. Но что меня больше всего поразило: когда вы выросли и пришло время делать выбор жизненного пути, вы захотели стать, как я понимаю, милиционером, вы хотели пойти учиться в эту сферу, но бабушка сказала: нет, ты идешь в священнослужители. И вы молча, смиренно, безропотно поступаете в семинарию. Отец Олег, вы уже были взрослый, вы уже были ну не юноша даже, даже не подросток, вы были взрослый человек, и такое безропотное послушание. Отец Олег, отозвалось сердце тогда этому благословению?
Протоиерей Олег
— Дело в том, что у меня в милиции работал дядя.
К. Лаврентьева
— А, то есть все не так уж трагично, трагичный и фатальный выбор.
Протоиерей Олег
— Пример был перед глазами и мне казалось, что это очень интересно. Но где-то с двенадцати лет я уже стал думать о священстве. Но решающее слово оставалось за бабушкой. И у нас был такой вот бабушкин матриархат. Она работала в церкви, она была самым обеспеченным человеком в роду, потому что тогда храмы были очень богатые, в советское время. Она убирала там, готовила крестины, и у нее всегда были необходимые средства — ну Господь так сделал. И все зависели от нее. И все мои тетки, когда они вступали в брак, они венчались. Все мои братья, сестры родились от венчанного брака. Я тоже родился от венчанного брака. У нас в семье самое ругательное слово было «коммунист». Если бабушка говорила о каком-то человеке не «козел», а вот именно «коммунист» — это означало, что я не должен с ним здороваться, я не должен отвечать на его вопросы, я не должен останавливаться, когда он там пытается меня как-то остановить — я равнодушно прохожу мимо. У нас висел портрет Царской Семьи в том месте, где бабушка молилась, я засыпал под бабушкины молитвы. А большая часть ее молитв — это тетрадки с именами людей, она молилась о живых и о мертвых. Под конец это там в основном мертвые оставались. Ну и живые, конечно, но их было значительно меньше, имена, которые она называла во время этих молитв. И у нас вокруг нее формировалось буквально все. Она была нравственным стержнем нашей семьи, она создала вот такой бабушкин матриархат. Позже, когда я учился в семинарии, я делал опрос на двух потоках, кто через кого уверовал — не было ни одного случая, что кто-то уверовал через священника. Почти не было, чтобы кто-то уверовал через отца. Редко — через мать, чаще — через бабушку. Да и Русь-то крестилась почему — князь Владимир сказал: и бабка моя, мудрейшая из женщин, эту веру избрала.
К. Лаврентьева
— Ну, отец Олег, тут не только миссионерская деятельность вашей бабушки, тут еще и ее авторитет. Потому что ну вы действительно ее послушались, отец Олег, послушались и пошли по тому жизненному пути, который она вам указала фактически. Это редкость, я такое первый раз слышу.
Протоиерей Олег
— Орехово-Зуево — это такой особый город, он наполовину старообрядческий, наполовину новообрядческий. И когда я ребенком бегал в храм, ну там когда мне было там 9 лет, 10, 12, я пробегал мимо старообрядческой молельни, и они меня часто зазывали чай попить. И вот каждый праздник я видел, как у них готовятся. Если они раньше начинали, я всегда слушал это пение, мне очень нравится знаменное пение с детства. А потом я бежал в наш храм, у нас служба была попозже, чем у них. И я видел как бы, вот я очень благодарен старообрядцам — они показали красоту русской старины. Они сохранили пение, они сохранили церковное чтение. Нигде так не читают грамотно и правильно, как в их общинах — с расстановкой, не спеша, определенный стиль есть. У них даже есть система, как поются слова святителя Иоанна Златоуста, его поучения. Я когда это наблюдал — это для них действительно как песнь. Ну и наш приход — это храм Рождества Пресвятой Девы Марии, это собор, там я бы крещен, там венчались мои родители и там я вырос. И я когда вспоминаю детство, я вспоминаю, что мы идем к причастию — вот что я вспоминаю. Выстраивала бабушка своих внуков — причем на солее, со стороны правого клироса — мы так торжественно двигались в сторону к священнику. Священник с Чашей разворачивался к нам и всех нас причащал. И вот потом, после причастия мы идем домой, и вот мы обсуждаем — братья, сестры. У нас семья была действительно большая: внуки, мы могли составить две команды и играть в футбол — и все были родственники, за редкими исключениями.
К. Лаврентьева
— Да, действительно. И не было преследования от советской власти?
Протоиерей Олег
— Это уже было не то время. Когда однажды учителя пришли, и они меня застали — я читал огромную Елизаветинскую Библию на славянском, — а мне было лет там двенадцать, они подняли скандал. Бабушка взяла веник и погнала их, и сказала им: не то время, ваше время прошло. Вот что интересно, вот эти люди 60-х годов, они четко знали, что время этой власти прошло. А бабушка моя умерла где-то вот в начале 80-х, но она четко говорила: ты доживешь, откроют храмы все, колокольный звон откроют (у нас же колокольня была закрыта тогда), монастыри откроют, все поедут креститься, все пойдут венчаться, но такой веры уже не будет.
К. Мацан
— А вы это чувствуете сейчас? Бабушка права оказалась, такой веры уже нет?
Протоиерей Олег
— Ну здесь надо понять, что когда все под прессингом вот этой идеологии, это очень сплачивает людей. Человек имеет возможность исповедовать свою веру и это граничит иногда с мученичеством. Ну не в том смысле, что тебя распнут на улице или забьют камнями, а в том смысле, что начинают ставить навет, что ты верующий, значит, ты не в себе немного.
К. Мацан
— Я про это и спрашиваю. Эта часто мысль звучит в последнее время от людей, которые ваши ровесники, которые приходили — ну не всем повезло родиться в верующей семье, кто-то приходил к вере в 70-е годы, в 80-е, до тысячелетия Крещения Руси. И сейчас эти времена, как ни парадоксально, люди вспоминают ну в каком-то смысле с ностальгией. Потому что вот тогда это было тем, о чем вы говорите, таким исповедничеством. И сейчас люди, которые так немножко ностальгируют в этом смысле, может быть, по себе в юности, даже с некоторой как бы печалью глядят на нынешнее поколение — что удобно, все верующие, и нет того накала, нет того исповедничества, да и вера слабее и как бы жиже в целом. Вот вы это так чувствуете?
Протоиерей Олег
— У меня ощущение такое, что тогда не было в Церкви посторонних.
К. Мацан
Протоиерей Олег
— Все были свои. Вот когда гонения, угрозы со стороны власти — в Церкви не было посторонних. Потому что никто не будет делать карьеру на минном поле. А положение многих христиан в советской России было именно такое.
К. Мацан
— Я почему к этой теме, что называется, цепляюсь — потому что я пришел к вере в уже совсем другое время, и я не с детства в Церкви, и в студенчестве уже пришел в Церковь. И когда я слышу, что было время, когда вера горела ярче, а сейчас такое время уже более спокойное, мне как-то обидно становится, что вот то, чем я живу, вера которая для меня главный экзистенциал, не выдерживает сравнения с тем, как это было раньше.
Протоиерей Олег
— Вы знаете, я немножко завидую людям, которые вот помнят момент обращения к Богу, неофиты. Потому что для них как бы существует вот такой контраст.
К. Мацан
Протоиерей Олег
— Да, до и после. Мы знаем «Исповедь» блаженного Августина — он описывает, как он обратился. Книга Деяний рассказывает об обращении Савла, гонителя, который стал первоверховных апостолом Павлом. И такие люди, конечно, они воспринимают свое обращение как некое чудесное событие, которое только может укрепить их веру. А я как бы рос в этой среде и для меня это естественно, органично. И какой-то момент, я помню, где-то в 8 классе даже еще раньше, в 7-м, я начал немножко подтрунивать над неверующими. Потому что времена так стремительно менялись, там слушали «Голос Америки», вот мне нравились религиозные передачи отца Виктора Потапова — он там объяснял всякие праздники церковные и так далее. И вот сейчас я точно не могу сказать, может быть, другой был священник, но потом мы слушали Потапова, а вот то что была возможность слушать религиозные передачи — там нам говорили о том, как важно сохранять веру. И вот эта романтика, что ты живешь в мире, который вот против тебя. Там был момент такой у меня интересный. Я шел на Пасхальную службу с братьями, а там двойное оцепление было — оцепление, значит, милиция, дружинники и преподаватели разных школ города. И вот нас схватили и тянут к себе, а бабушка выскочила и нас тянет к себе. И вот это был решающий момент в моей жизни: вот есть бабушка — это авторитет, она тянет к себе, а весь мир — там с милицией, с мигалками, с преподавателями — они меня тянут в другую сторону. И меня и моих братьев. И она нас выдергивает — я не знаю, откуда у нее силы взялось. И она говорит: все, ваше время прошло. Она вот с такой уверенностью это говорила. И я иногда сомневался, я иногда говорю: бабушка, а ты уверена, что опять будет как при царе, свобода? Она говорит: все будет, доживете.
К. Мацан
— А вот вы упомянули отца Павла Флоренского, у него встречается такая мысль, что в православии некоторое небрежение именно к культу, к богослужебной стороне жизни, к обрядам или какое-то нерадение вот о службе прощается тяжелее, чем, допустим, нравственный какой-то проступок. Вот есть такая вот важность культово-обрядовой стороны в православии, некоторое ощущение его, ну в кавычках, особенной «сакральности» какой-то, особенной важности в жизни христианина. Вот вы с этим сталкиваетесь в реальной жизни, в жизни Церкви? Вы большой путь в Церкви прошли, и что вы об этом думаете?
Протоиерей Олег
— Для меня православие — это царственный путь. Я придерживаюсь концепции святителя Филарета (Дроздова), который говорил, что православие — это духовный экватор: кто-то к нам ближе, кто-то дальше, но свет солнца, свет благодати здесь явлен в полноте. Ну а есть места, где там вообще солнце отсутствует, там ночь несколько месяцев и так далее. Для меня православие — это жизнь во Христе и со Христом. Я всегда ощущал дух православия. Вот как раз я благодарен старообрядцам, они как раз помогли ощутить дух вот этой нашей традиции. И был такой момент в моем детстве, когда мне было лет восемь-девять: у меня был отчим, который работал в такси. И иностранцы забыли коробку, две коробки слайдов из Рублевского музея и аппарат, как смотреть эти слайды. И вот мне отчим подарил эти две коробки слайдов. Я все детство смотрел эти иконы, а каждая была подписана по-английски и по-русски. И вот все детство — ты смотришь, смотришь. Вот как икона формирует православное мировосприятие, так ничто не формирует, конечно, кроме культа, культ очень значим. Но культ, он связан с иконой, потому что это как бы симфония — это видимый ряд, это обоняние, запах ладана.
К. Мацан
— Это слух, это пение.
Протоиерей Олег
— Да, пение, общая атмосфера, эти горящие лампады перед ионами иконостаса, свечки. Вот для меня это всегда означало, что Православная Церковь — это небо на земле, ни больше ни меньше. Кстати, в детстве у меня было интересное разочарование. Я был уверен, что вот все события, когда еще был маленьким ребенком — там проповедь Христа, там крещение на Иордане, даже предательство Иуды — все это происходило на небесах. Почему я так думал? Потому что в церкви были изображены святые на облаках. И вдруг однажды бабушка меня разочаровала, она сказала: это было на земле и это было очень давно, и там уже почти ничего не осталось. Я так это переживал — я там два дня чуть не рыдал. Потому что я был уверен, что все это продолжается, вот эта мистерия образов, событий, то как бабушка рассказывала о Евангелии, что это другой мир, это как другое измерение.
К. Лаврентьева
— Ну тем более богослужебный годовой круг, он же повторяющийся.
Протоиерей Олег
— Храм, он действительно является отражением неба на земле. Здесь ты живешь действительно седмичным кругом, месячным кругом, минейным, годовым кругом. Праздники, православные праздники — это сильнейший миссионерский фактор. К каждому празднику мы готовились, к каждому празднику мы обсуждали, в чем мы пойдем в церковь, что мы будем одевать. И это было событие. И кульминация — это причастие. А когда после причастия мы выходили из храма, приложившись ко кресту, там был такой момент. Детей тогда было немного в храмах, и вот в два ряда стоят бабушки, ну весь храм полон ими, и они справа и слева нам дают конфеты.
К. Лаврентьева
— Протоиерей Олег Стеняев, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках, преподаватель Сретенской духовной семинарии. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Отец Олег, вот по поводу переел конфет в храме, и с тех пор я их ненавижу — а вот как не перекормить ребенка псевдоблагочестием, когда правило, когда надо, когда так, так, сяк и по-другому никак? Как оставлять вот этот вот живой родник, из которого ребенок, а потом юноша, а потом мужчина, потом пожилой человек может всегда пить и этот родник не иссякнет. Точнее родник-то, понятно, не иссякнет, как так сделать, чтобы ребенок этому роднику дорогу не забывал за вот этими миллионами благочестивых правил?
Протоиерей Олег
— Я уверен почти на сто процентов: если бы моя первая Библия была бы русская, я бы не стал священником.
К. Лаврентьева
Протоиерей Олег
— У меня была бы иллюзия, что я читаю и понимаю. Но первая Библия была именно церковнославянская, огромная Елизаветинская Библия. И я читал и что-то я не понимал.
К. Лаврентьева
Протоиерей Олег
— И я задумывался, я вчитывался, я перечитывал. И бабушка, когда увидела эту Библию, она говорит: ой, это по-славянски, как это понять. Хотя молитвенник у нас тоже был по-славянски. Но молитвенник она читала, она знала наизусть эти молитвы.
К. Лаврентьева
Протоиерей Олег
— Да. А тут все непонятно. И я ей сказал в 12 лет (когда Библия у нас появилась, мне было 12 лет): я буду тебе читать и объяснять. И вот начинается моя экзегеза. Я действительно читаю (а по-славянски читать я умел, но я не все понимал) и я пытаюсь додуматься — ну там два-три слова в предложении понятные, там одно слово непонятное — и я ей пытаюсь объяснять. И вот тогда я стал таким вот юным экзегетом, в самом нежном возрасте. И я думаю, что славянский текст Библии — это текст, который заставляет человека думать. И когда вот сейчас ко мне приходят молодые люди, студенты, и я даю им Евангелие — это маленькие такие Евангелия, маленького формата, на славянском языке. Я специально даю на славянском языке. Этот молодой человек открывает и говорит: ой, а я пойму? Я говорю: ну конечно, поймете, вы вчитывайтесь, главное. А если бы я дал ему на русском, он бы читал и у него была бы иллюзия, что он все понимает. И вот один молодой человек потом вернулся в храм и поблагодарил меня. Он говорит: у нас весь наш курс удивляется, что я читаю такую книгу. Мусульмане подошли, говорят: а ты понимаешь? Они там по-арабски читают, тоже не очень понимают. А я им говорю: ну это же славянский язык, в нем корневая основа всех русских слов, всех украинских слов, всех белорусских. Здесь генетическая память у меня просыпается, когда я читаю. И все его стали умолять: достань нам тоже, мы хотим вот именно это читать. И у него один друг был, который до этого по-русски читал Библию, ну он так и не понял, как ее читать. Он читал Бытие, потом Исход — до 12-й главы дошел — там какие-то законы начались. Он, значит, Евангелие от Матфея почитал, стал Марка читать — то же самое, что у Матфея. Заглянул в Апокалипсис — ничего не понял. Потом в Псалтирь. И вернул людям, которые дали ему. У меня с другом такая же ситуация была, когда я ему Библию подарил. Поэтому вот поэтика славянского языка — вот для меня с детства это песнь души, с детства это песнь души. Я чувствую поэтику этого слога славянского. И я не могу представить, как мы это возьмем все переведем. Вы представьте себе, выходит диакон с Евангелием и говорит: «Вонмем, вонмем». А если мы все это переведем? Выходит диакон с Евангелием и говорит: «Внимание, внимание!» У вас какие ассоциации возникнут?
К. Лаврентьева
— Ну понятно, что ты находишься на каком-то. собрании.
Протоиерей Олег
— И вот эта поэтика этих букв, красота вот красных буквиц заглавных. У нас в храм обычно относили книги, когда кто-то умирал пожилой в семье и все книги относили. И чаще книги были старообрядческие — такие огромные фолианты, они никому был не нужны. Бабушка мне их приносила, говорит: читай.
К. Лаврентьева
— Отец Олег, ну если возвращаться к моему вопросу, как получается, не надо ничего разжевывать детям? Получается так? Вы же это имели в виду, да?
Протоиерей Олег
— Ребенок должен понять, что все это не так просто. Если мы попытаемся все разложить по полочкам.
К. Лаврентьева
— Поклон, свечка, служба.
Протоиерей Олег
— Все вот объяснить, как бы закрыть все вопросы — он никогда не станет ни священником, едва ли он станет читающим православным человеком.
К. Лаврентьева
— Но у вас пытливый ум, отец Олег. А какой-то ребенок скажет: ой, наоборот, это все слишком сложно, пойду я во двор.
Протоиерей Олег
— А вы попробуйте, подарите какому-нибудь вашему знакомому, который совершенно невоцерковлен, хорошее какое-нибудь карманное издание на славянском. И потом через месяц пообщайтесь с ним.
К. Мацан
— Такому знакомому, над которым не жалко поэкспериментировать.
К. Лаврентьева
— Слушайте, какой интересный совет.
К. Мацан
— Отец Олег, а есть ли место какое-то в Библии — в Новом Завете, в Ветхом Завете, к которому вы чаще всего мыслями возвращаетесь в личном плане? Вот что-то, что ударило в сердце, как об этом иногда говорил владыка Антоний Сурожский, и вот стало таким спутником по жизни?
Протоиерей Олег
— Если человек регулярно читает Библию, то в разные периоды жизни смещаются акценты. Я вот не знаю почему, но, например, в детстве это книга Бытия. Ну вот когда в 12 лет я начал читать Библию — это книга Бытия. А вот когда я вхожу в юность, и у меня появилась Библия на русском уже — это книга Второзакония. Почему?
К. Мацан
— Да, интересно, почему?
Протоиерей Олег
— А там заповеди, что можно, что нельзя. А я же вхожу во взрослую жизнь, мне хочется разобраться — я ее перечитывал по несколько раз. Евангелие от Матфея — для меня это вобще дверь во все библейское Откровение. Я за свою жизнь провел 15 циклов бесед только на Матфея, включая на радио «Радонеж» — девяносто с чем-то часов — это на каждую из глав Евангелия от Матфея. Потом в какой-то период мне открылось Евангелие от Иоанна. Вот сейчас текст, который доминирует в моем осознании — это 16-я глава Евангелия от Матфея, когда Христос в Кесарии Филипповой говорит: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее». Потому что сейчас мы видим, мы как бы входим в период некоей апостасии — агрессия против Церкви, агрессия против всего церковного, агрессия против всего христианского, агрессия против Священного Писания. В мире происходит растабуирование — снимаются все запреты, грех объявляется нормой. И вот эти слова Христа, сказанные в Кесарии Филипповой: врата ада не одолеют Церкви, — а я знаю что это Православная Церковь, я верю в это. И вот этот текст, он наполняет мою душу уверенностью, что не будет меня там, не будет моих знакомых там, мир изменится там через 50, через 100 лет, но эта Церковь будет существовать. А сейчас мы христиане, сегодня и сейчас. И от того, как мы себя будем вести сегодня и сейчас, зависит отношение к Церкви как таковой.
К. Мацан
— Аминь. Спасибо за этот финал. Лучше слов, наверное, для окончания нашей беседы не найти. Протоиерей Олег Стеняев, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках, преподаватель Сретенской духовной семинарии, сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свидания. С Богом.
К. Лаврентьева
Протоиерей Олег
Смотрите наши программы на Youtube канале Радио ВЕРА.
Скачайте приложение для мобильного устройства и Радио ВЕРА будет всегда у вас под рукой, где бы вы ни были, дома или в дороге.